Введение в Свободные программы, свободное общество: избранные очерки Ричарда М. Столмена

У каждого поколения есть свой философ — писатель или артист, который завладевает воображением эпохи. Иногда эти философы получают признание при жизни; часто это осознается несколько поколений спустя. Но эти люди, признанные или непризнанные, оставляют свой след на эпохе; они выражают ее идеалы — шепотом стиха или громом политического движения.

В нашем поколении есть философ. Это не артист и не профессиональный писатель. Это программист. Ричард Столмен начал свой трудовой путь инженером-программистом в лабораториях Массачусетского технического института; он составлял программы операционной системы. Он выступил на сцене политической жизни как инженер-программист, основавший движение за свободу в мире, все в большей и большей мере формируемом программами.

Программы — это то, что движет компьютерами. Они могут быть заложены во временной или постоянной памяти, но это всегда набор команд, которые сначала пишут словами и которые направляют действия машин. Эти машины — компьютеры — все в большей мере формируют и контролируют нашу жизнь. Они определяют, как соединяются телефоны и что идет по телевизору. Они решают, можно ли передавать в компьютер видеозапись по скоростному каналу. Они задают то, какие сведения компьютер сообщает своему производителю. Эти машины управляют нами. Программы управляют этими машинами.

Какой у нас должен быть контроль над этими программами? Какое понимание? Какой должна быть свобода, чтобы отвечать их возможностям контроля? Какой должна быть власть?

Таковы были вопросы всей жизни Столмена. Своими работами и своими словами он подводит нас к пониманию того, как важно, чтобы программы оставались “свободными”. Свободными не в том смысле, что составителям программ не платят, а свободными в том смысле, что управление, которое выстраивают программисты, каждый может рассмотреть в деталях и что у каждого есть право взять это управление и доработать его под себя. Это “свободные программы”; “свободные программы” — одно из решений для мира, построенного на программах.

“Свободные”. Столмен оплакивает неоднозначность своего собственного выражения. И совершенно напрасно. Загадки заставляют людей думать, и его выражение, “свободные программы”, задает отличную загадку. Для слуха современного американца “свободные программы” звучит как утопия, как невозможное. Ничто не свободно, даже вход в музей. Как могут быть “свободны” важнейшие слова, под управлением которых машины совершают самую ответственную работу в мире? Как здоровое общество может питать такой идеал?

И все же в странном звучании слова “свободный” повинны мы, а не само слово. “Свободный” принимает разные значения, только одно из которых указывает на цену. Гораздо более глубокий смысл слово “свободный” принимает, как говорит Столмен, в выражении “свободная речь”, а может быть, еще лучше будет выражение “свободный труд” — когда оно означает не дармовщину, а ограниченность контроля со стороны. Свободные программы — это управление, подробности которого не скрываются и которое можно изменять, точно так же как свободные законы, законы “свободного общества” свободны, когда управление ими познаваемо и открыто для изменений. Цель “движения за свободные программы” Столмена состоит в том, чтобы как можно больше программ обратить в “свободные”, чтобы их можно было изменять и чтобы их подробности не скрывались.

Механизм этого обращения — чрезвычайно остроумный аппарат под названием “авторское лево”, реализованный посредством лицензии под названием GPL. Пользуясь властью авторского права, “свободная программа” не только гарантирует, что она будет оставаться открытой и доступной для изменений, но и что другие программы, которые заимствуют из “свободной программы” и пользуются ею (а это официально считается “производным произведением”), также должны сами быть свободны. Если вы применяете или дорабатываете свободную программу, а потом выпускаете эту доработанную версию в свет, то выпущенная версия должна быть так же свободна, как и версия, из которой ее доработали. Если она не будет свободна, это будет нарушением авторских прав.

У “свободных программ”, как и у свободных обществ, есть свои враги. Компания Microsoft финансировала войну против GPL, предупреждая всех имеющих уши, что GPL — “опасная” лицензия. Впрочем, опасности, которые называет компания, по большей части иллюзорны. Другие возражают против “принуждения”, которое состоит в том, что GPL настаивает, чтобы измененные версии тоже были свободны. Но условие — это не принуждение. Если не является принуждением то, что Microsoft отказывается разрешить пользователям распространять измененные версии своего продукта Microsoft Office, не заплатив ей (предположительно) миллионы, то не является принуждением и то, что GPL настаивает на том, чтобы измененные версии свободных программ тоже были свободны.

А некоторые еще говорят, что Столмен перегибает палку. Но это отнюдь не так. В самом деле: в очевидном смысле работа Столмена — просто перенос свобод, которые наша традиция выработала в допрограммном мире. “Свободные программы” гарантировали бы, что мир под управлением программ так же “свободен”, как наша традиция, на которой был построен допрограммный мир.

Например, “свободное общество” регулируется законом. Но есть пределы, которые в любом свободном обществе наложены на эту регулировку посредством закона: никакое сообщество, законы которого хранятся в тайне, никогда нельзя назвать свободным. Никакое государство, которое скрыло свои нормы от тех, кем оно управляет, никогда не могло бы войти в нашу традицию. Закон управляет. Но справедливо управляет он только тогда, когда это делается гласно. А о гласности закона может идти речь, только когда его требования познаваемы и контролируются теми, кем он управляет, или их представителями — юристами и законодателями.

Это условие касается не только работы законодательства. Вспомним, как применяют закон в американских судах. Клиенты нанимают юристов, чтобы те отстаивали их интересы. Иногда это делается в суде. В ходе судебных разбирательств юристы пишут доклады. Эти доклады, в свою очередь, влияют на резолюции, которые записывают судьи. Эти резолюции определяют, кто выигрывает данный процесс или как определенный закон соответствует конституции.

Все материалы при этом свободны в том смысле, который подразумевает Столмен. Доклады юристов открыты и свободны для использования другими. Доводы выставляются на всеобщее обозрение (это не значит, что с ними соглашаются), а рассуждения можно брать без согласия юристов, которые их составили. Получившиеся в результате резолюции можно цитировать в дальнейших докладах. Их можно скопировать и вставить в другой доклад или резолюцию. “Исходный текст” американского закона в силу его структуры и принципов открыт и свободен для получения всеми. И юристы его и получают — поскольку признаком отличного доклада служит то, что в нем творчески перерабатывается то, что происходило ранее. Исходный текст свободен; на этом стоит творчество и экономика.

Эта экономика свободного исходного текста (я подразумеваю свободные юридические документы) не доводит юристов до нищеты. У юридических контор нет недостатка в стимулах к тому, чтобы составлять отличные доклады, хотя то, что они делают, все другие могут брать и копировать. Юрист — мастер; его работа у всех на виду. Тем не менее это не благотворительность. Юристам платят; общество не требует, чтобы такая работа была бесплатна. Наоборот, эта экономика процветает, а новая работа прибавляется к старой.

Можно представить себе другую юридическую практику — доклады и доводы, которые сохраняются в тайне; вердикты, которые оглашаются, но без аргументации. Законы, которые охраняются полицией, но не публикуются ни для кого другого. Нормы, которые действуют без объяснения их требований.

Можно представить себе такое общество, но нельзя представить себе, чтобы оно называлось “свободным”. Независимо от того, были бы стимулы в таком обществе распределены лучше, эффективнее, или нет, такое общество не могло бы называться свободным. Идеалы свободы, жизни в свободном обществе требуют большего, чем эффективное приложение стимулов. Открытость и гласность суть рамки, в которых выстраивается правовая система, а отнюдь не добавки, которые вносятся, если это удобно вождям. То же самое, если не больше, должно быть и в жизни, которой управляют программы.

Составление программ — не судебное разбирательство. Оно лучше, богаче, плодотворнее. Но закон представляет очевидный пример того, как творчество и стимулы не нуждаются в полном контроле над создаваемыми продуктами. Как джаз, романы или архитектура, закон выстраивается на работе, которую выполнили ранее. Именно в этих приращениях и поправках всегда заключалось творчество. А свободное общество — это общество, которое гарантирует, что наиболее важные ресурсы будут оставаться свободными как раз в этом смысле.

В этой книге впервые собраны письменные работы и лекции Ричарда Столмена так, чтобы они стали понятны во всей своей силе и тонкости. Очерки охватывают широкое поле от авторского права до истории движения за свободные программы. В них представлены многие малоизвестные аргументы, в том числе необыкновенно глубокое замечание о том, что перемена обстановки ставит под сомнение авторское право в цифровом мире. Эти очерки послужат хорошим источником для тех, кто стремится понять мысль этого могучего человека — могучего своими идеями, своей одержимостью, своей целостностью, даже если бы он был бессилен во всех других отношениях. Они дадут богатую пищу для размышлений тем, кто хотел бы почерпнуть что-то из этих идей, а затем выстроить на них что-то свое.

Я мало знаком со Столменом. Я достаточно знаком с ним, чтобы знать, что его трудно любить. Он одержим, часто нетерпелив. Его гнев может выплеснуться на приятеля так же легко, как на недруга. Он неуступчив и настойчив; терпелив и в том, и в другом.

И все же когда мир наконец придет к пониманию силы и опасности программ — когда он наконец увидит, что программы, как законы, как государство, должны быть достоянием гласности, чтобы быть свободными — тогда мы оглянемся на этого неуступчивого и настойчивого программиста и узнаем картину мира, за претворение которой в жизнь он боролся: картину мира, в котором компилятор не убивает свободу и знание. И мы поймем, что никто ни своими словами, ни деяниями не сделал столько для свободы в этом новом обществе.

Этой свободы мы еще не заслужили. Мы легко можем ее потерять. Но независимо от того, обретем мы ее или нет, в этих очерках изображено то, какой эта свобода могла бы быть. А жизнь, плодом которой стали эти слова и работы, будет служить примером для всех, кто, как Столмен, станет бороться за эту свободу.